Множество родителей задают нам такой вопрос. И требуемые разъяснения,
конечно, давно были даны. Но вот нечто неуловимое так и оставалось за кадром, было
невидимым в густом тумане специальных терминов. До сих пор мне казалось, что в
описании ребенка-невротика недостаточно образа, не хватает конкретного
контрастного реального примера.
Однако случай свел нас с одним мальчиком, назовем его Сашей С. Этот десятилетний паренек несколько лет назад остался с нами в семье для исправления тяжелого заикания. Сообразительный парень удивил врожденным талантом рассказчика, чрезвычайно любил повествования. Сядет в удобное глубокое кресло и начинает что-нибудь со слов: «Была зима…» или «Тогда мне было около четырех лет…» и… понеслась душа в рай. Слово за слово строилась история начала жизни человека. Одну из таких историй мы и хотим вам пересказать. Увы, многие ее могут назвать историей болезни, или историей родительского позора, однако вам - читателям нет дела до умников. Вы и сами сможете сделать вывод о том, что случилось с ребенком. И главное - превратить вывод в действие.
Итак.
По словам Сашеньки, ему было не больше пяти лет. Рассказанный им эпизод не
являлся исключением. Он был систематическим правилом, парадоксом жизни этого ребенка,
о котором не знал и не мог знать никто. Никто, кроме нас, но мы, умышленно
изменив имя и фамилию, надежно упрятали его историю в глубинах профессиональной
литературы. Хотя, может быть, если бы об этом узнали не только тысячи
психологов, но и сотни тысяч или даже миллионы родителей, жизни многих детей
могли бы стать несколько лучше и милосерднее.
Семья состояла из четырех человек: мамы и папы - образованных и
состоявшихся людей, старшего брата Михаила и, собственно, героя рассказа.
Разница между детьми была 7 лет. Этот разрыв определил существенную разрозненность
в их взаимоотношениях. Что было интересно одному - было ненужно другому, и
взаимная симпатия у братьев друг к другу не сложилась. То младший испачкает
тетрадку старшего, то старший насмехается над нелепым или неловким поведением
младшего. Любовь - штука сложная, и ее в родственные рамки не вписать.
Больше всех в семье Саша любил своего отца. Последний был любителем
ремонтировать часы. Винтики, шестеренки, пружинки, стоечки, гаечки и еще куча
разных деталей крутилась в руках мальчонки. Мальчик знал название каждой, и
откуда ее достали, что может без нее работать, а что безнадежно встанет. Он
садился рядом с папой за стол и был счастлив, когда какая-либо деталь внезапно
падала. Ему было в удовольствие ее найти, его переполняла радость участия в таком
важном деле – оживлении часов. Когда они начинали ходить и отбивать музыку, он
всегда с гордостью утверждал: «Мы с папой починили». И отец тоже так говорил.
В целом это была обычная для России семья. Небольшая двухкомнатная
квартира, работа с утра до 17.00, дни рождения, праздники, подарки и жизненные
проблемы. Ничего необычного. Кроме Саши. Он отличался тем, что его мыслительный
процесс невозможно было отключить. Известной фразой «Подумаю об этом завтра»
его личностная натура не в состоянии была воспользоваться. Мысли, попавшие в
его голову, мешали ему ночью спать. Прочитанное однажды старшим братом за
ужином в шутку и со смехом стихотворение А.С.Пушкина «Трусоват был Ваня бедный: раз он позднею
порой, весь в поту, от страха бледный, чрез кладбище шел домой…» вызвало у него
тяжелые и невиданные ранее эмоции. Когда Саша ложился спать, выключался свет,
ему мерещились кладбища, кресты и вурдалаки. Счастливый конец произведения
великого поэта не помогал успокоиться. Он потел, ворочался, сердце своим стуком
мешало ему заснуть. Кто бы мог подумать?! Шуточное стихотворение солнца русской
поэзии, рассказанное мимоходом продвинутым брательником. И на тебе – пару
недель бессонных ночей.
Заикаться ребенок начал около трех лет, но родители совершенно никак не
отреагировали на это. Старший брат тоже начинал заикаться, но затем проблема
сама растворилась. Никто не удивился заиканию у Саши, никто не задумался, никто
не сделал никакого анализа происшествия. А тем временем заикание не прошло, а с
каждым годом становилось сильнее и сильнее. Мама с сыном сходила к логопеду.
Дама послушала ребенка и сказала: «Походите пару месяцев, будет лучше. Нет, ну
совсем это нельзя устранить, но лучше будет однозначно». И Сашина мама немедленно
спросила у пятилетнего пацана: «Саша, ты будешь ходить?». А мальчик подумал:
«Куда-то ходить, ужасно скучно сидеть в коридоре и ждать приема, да так и не
вылечит…» и ответил: «Нет, не хочу». «Ну вот видите, - сказала его мать
логопеду, - он не хочет, а я что могу». С тем и ушли.
А теперь о самом главном. Родители Саши были люди в целом положительные и добрые, но вот русская беда их не миновала. Отец периодически пил горькую. Нет, он не приходил домой без ботинок и часов, как некоторые, его не подбирали с улицы прохожие и полицейские. Но жизнь семьи была непрерывно и крепко связана с алкоголем. Мать почти не пила, но семейные, родственные праздники себе никто без выпивки не представлял. Казалось бы, и что такого – так вся Россия живет уже сотни лет? Может быть, все было бы прекрасно, если вот запоздает такой отец после работы «на встрече друзей», заснут дети и их мать, и шут с ним, когда он там появится. В конце концов – он человек взрослый и может себе позволить принять национальное седативное средство от бытовых мук. Но в нашем случае все складывалось совсем не так.
Когда отец семейства задерживался с работы позднее, чем на 15 минут, а
его контора была в пределах пешей досягаемости,
мать начинала себя вслух машинально спрашивать: «Ну где же наш папа?» Старшему
сыну уже было все равно – он мать и не слушал, углубившись в книги с наушниками
в ушах. А вот Саша всегда находился рядом. Действительно, если задуматься: «И
где же наш папа?» Может, его, несчастного, сбила машина? Может, его избили
бандиты? Или схватили злобные полицейские? Поскользнулся, упал, разбил голову,
истекает кровью? Воображение вновь и вновь разыгрывалось с каждым новым
вопросом мамы. Чем время дальше и дальше удалялось от конца рабочего дня - тем
тяжелее было на душе ребенка. Время, время, время, как не вспомнить о любви к ожившим часам.
На кухне за холодильником находился
простенок, который не был виден из коридора. Этот простенок соприкасался с
шахтой лифта. В ожидании своего отца Саша прикладывал ухо к шершавой стенке и
вслушивался. Вот хлопнула дверь парадного. Вот лифт проехал вниз, а потом,
открыв и закрыв двери, двинулся наверх. В каждом звуке ребенок ожидал
приближение счастья пришествия отца. Лифт не просто двигался, он пел песню,
такую до боли знакомую до 5-го этажа: «Тум-тум, ту-тум, бум, тум, ту-пссс…»
Если на этом месте не раздавался скрежет раскрываемых дверей, и лифт поднимался
выше, сердце мальчика сжималось от невероятной чудовищной тоски. Снова не
приехал. Он так и стоял и слушал. Иногда час, иногда два. А его мать, сидя на
кресле и штопая колготки, периодически вздыхала, глядя на часы, и повторяла: «И
где наш папа?»
О Господи! В такой дикой нагнетающей атмосфере взрослела
невротическая организация души этого мальчика. Но зато какое было счастье,
когда лифт, отыграв свой механический мотив, останавливался, и на пороге появлялся
задержавшийся отец с портфелем и сумкой продуктов. Но такое случалось нечасто.
Чаще ребенка ждал удар в сердце – на лифте приезжали соседи. Бывало, ноги
отказывались стоять, и приходилось садиться на стульчик. А это непросто - прижимать
ухо к стене, сидя на стуле. То колени мешают, то плечо. Но эти мучения несравнимы
с тем, что случалось ночью, когда отец уже наверняка был не «на работе». После
нескольких часов ожидания, пустой тарелки на столе и неоднократных разогревов
макарон «по-флотски», мать внезапно заявляла: «Надо срочно идти встречать
отца».
Куда идти? Чем могло помочь это больное желание встретить пьющего
человека? Саша вспомнил несколько эпизодов, когда они с матерью одевались и
прогуливались рядом с домом, обходя его с разных сторон, как Мороз-воевода. Все
запомнившиеся случаи были связаны с зимой и холодом. Думаю, именно потому, что
в каждом сугробе матери и ребенку мерещился «замерзший папа».
Как это ни странно, но с папой никогда ничего
такого не случалось. Но логика и жизненный опыт - для болезни плохой советчик.
Но мне бы хотелось спросить у матери Саши: «Это любовь? Любовь к кому?» У меня
даже нет никаких советов для этого человека, может ли она понять меня? Могут ли
родители понять, что они натворили со своим ребенком? Могут ли принять
рациональный путь исцеления?
Господа родители, перед тем, как родится ваш ребенок, задумайтесь, что это -
не комод и не самокат, это - Человек с самого первого дня своей жизни, с самого первого вздоха. Будьте
внимательны! Именно с первого дня жизни вы должны постоянно и непрерывно узнавать, какой ваш
сын (или дочь), что вы можете себе позволить, а что для него будет хуже смерти.
Да, это сложнее, чем одеть ребенка в гимнастерку и научить петь патриотические
песни, но это бесценная человеческая жизнь, а не цветы на подоконнике вашей уютной
квартиры. И если вы чего-то не поняли, то приложите ухо к стенке и
прислушайтесь, что вам споет лифт. Только не болтайте себе под нос чепухи, она
помешает услышать самое важное: «Тум-тум, ту-тум, бум, тум, ту-пссс…»
Алексей Скобликов