Мало кто задумывается, что за занавесом
клуба, дворца культуры или театра может быть что-то или кто-то еще, кроме
рабочих сцены, наспех переодевающихся балерин, гримеров и суетливых режиссеров.
Однако, если верить воспоминаниям одного малоизвестного персонажа, за этой чаще
всего бордовой бархатной материей может скрываться нечто. Нечто убийственное.
Нет, не подумайте, там не прячутся монстры, чужие или хищники – там таится
память советских времен. Во всей, что называется, бескомпромиссной красе.
Некто господин Бохеньский, имя которого
трусовато опустим, служил в НКВД в личной охране господина Лазаря Моисеевича
Кагановича - знатного сподвижника И.В.Сталина. Ну, сподвижник и сподвижник. Что
поделать, сподвижники президента Бокассы тоже, вероятно, человечину кушали, но
это покрыто туманом, а наша история то и дело выплывает на свет Божий. Службу
нес Бохеньский исправно, любил свое дело – охранять горячо любимого Лазаря
Моисеевича. В чем же состояла его служба? Тут про занавес. Вам не приходило в
голову, почему на документальных кинолентах, которые снимали в советские
времена 30-х 40 годов, суровый народ сидел на местах, как вкопанный? И почему
между столом президиума и трибуной часто был странный промежуток посередине?
Дело в том, что за занавесом на высоте около метра стоял фронтовой
крупнокалиберный пулемет Бохеньского, для маскировки прикрытый занавесом с
дырками. По инструкции, если случалось ЧП, все партийцы должны были рухнуть на
пол, включая Кагановича, а Бохеньский должен был применить пулемет по
назначению. Траектория пули не могла задеть лежачих на сцене, но присутствующие
в зале все – в зоне поражения. По словам этого господина, инструкция предусматривала
тотальное уничтожение. Вероятно, одних - как врагов, других - как свидетелей.
Только однажды эта страшная машина смерти была применена. На строящемся украинском шарикоподшипниковом заводе. Небольшой зал, человек 250 и речь Лазаря
о подъеме производства. По окончании трёпа и бурных продолжительных
аплодисментов, когда докладчик уже двинулся в сторону столика с заседателями, в середине зала
встал какой-то работяга и что-то крикнул. Не по сценарию. К нему быстро побежал сотрудник НКВД.
Но у Бохеньского не было времени ждать. Он немедленно дал волю Танатосу. Когда
он рассказывал о случившемся, то несколько раз с переживанием в голосе обмолвился
о том, что главное было - не попасть в самого Кагановича. Который еще не дошел.
В любимого не попасть, в родного! Остальные пали все, включая сотрудника НКВД,
так торопливо полезшего в пекло. Жить Бохеньскому массовое убийство не помешало,
он даже в те славные годы имел «Москвич-401», когда его могли позволить только избранные.
За особые заслуги… так сказать.
Когда вы усаживаетесь в театре, взглянув на занавес, вспомните эту
историю, помяните молчанием тех безвинно погибших и начисто забытых людей. Тех,
которых Бохеньский так и не пожалел, даже спустя многие годы. Не родные они ему
были. А вам?
А.С.