воскресенье, 29 марта 2020 г.

Принцесса и её заикающиеся дети


      Чуть больше 10 лет назад у нас в коррекционной семье занималась и воспитывалась девочка Катя, упомянутая в книге «Заикание в вопросах и ответах» (стр. 90). Очень хорошо справившись со всеми реабилитационными мероприятиями, она была недовольна отсутствием у себя заикания. Непохожесть на мать ее не устраивала, и она сказала, что «мать заикается, и я буду», великолепно продемонстрировав всю мощь родительского примера как воспитательного воздействия. Однако в книге не указывались события, которые произошли с этой девочкой и ее матерью непосредственно после коррекционных курсов, которых было два: по исправлению стертой формы дизартрии и заикания.
      По прошествии примерно года, весной, от ее матери Юлии приходит письмо, где она рассказывает, что «Катя не захотела продолжать реабилитацию дома, на нее повлиять оказалось никак нельзя, и вообще она считает, что заикание надо лечить ежегодно всю жизнь». После этого она попросила повторно взять Катю на курс и при этом требовала некое особенное питание для девочки. Вот такое любопытное мнение заикающейся матери, которая наотрез отказалась лечить заикание вместе с дочерью. На вопрос, выполняла ли Юлия необходимые для домашней реабилитации правила, мать фактически признала, что никакой домашней работы попросту совсем не вела. Входного тестирования родителей в то время не существовало, но, возможно, тогда впервые возникла идея о его необходимости.
      Не правда ли, странно – заикающаяся мать пытается вылечить заикание у дочери, но не стремится сделать лучше собственную речь, не придерживается никаких правил и не занимается с ней никакими рекомендованными упражнениями. Это, конечно, печальный факт, но коррекционный эффект без поддержки членов семьи продержался у Кати около 3-4 мес. А затем речь постепенно вернулась к своей патологической форме, практически не отличающейся от формы речи матери. По-другому и быть не могло – терапевтический срок для саногенного состояния выдержан не был, и патологическое состояние до конца он сломить не успел. Против теории и опыта  не попрешь.
      Любой заикающийся родитель с упорством маньяка утверждает, что не заикается, разговаривая с детьми! Таких мы видели сотни человек, и каждый с пеной у рта боролся за тот факт, что не он стал причиной заикания ребенка. Юлия тоже утверждала, что не заикается с дочкой, но заикание она демонстрировала судорожное, тоно-клоническое, на 7-8 баллов. В значимой ситуации диалога все становилось еще хуже, вплоть до отказа от речи. И точно так же, как и другие родители, она винила «несчастного» папу, который повел Катюшу гулять во двор, а там тявкала собачка. Какая нехорошая собачка, вот она – зубастая и блохастая причина заикания.
      Когда родители после прохождения последнего курса забирали Катюшу, Юлия была беременна мальчиком, и обсуждение не могло не коснуться этого вопроса. Будущая и настоящая мать была распространенно и углубленно предупреждена, что вероятность возникновения заикания у ее будущего сына приближается к 100%, если они вместе с Катей не будут усердно трудиться в период домашней реабилитации. Никто из родителей не последовал этому совету, мать даже отмахнулась многозначительным: «Этого никто знать не может».
      Вот так: «Я же мать, мне лучше знать, а на науку нам нас...ь!» Так все и уехали, чтобы затем забросить рекомендованную реабилитацию, и в итоге превосходно, мило, ласково и дружелюбно продолжить заикаться. Могущественный и беспощадный стимул – здоровье дитя понят не был и не был принят. Я даже не знаю, как это назвать, трудно формулировать рациональную оценку иррационального процесса. Не представляю, человек и даже дикий зверь делает все, чтобы спасти своего дитя. Но, увы, не все. Эта история, как единичный случай краха, доставила нам много переживаний и этим особенно запомнилась. Но никто из нас и предположить не мог, что мы станем свидетелями новых событий в этой семье, которые, наконец, и откроют для исследователя занавес тумана. В сухом остатке: Юлия отказалась улучшать собственную речь и отказалась работать с дочерью и влиять на нее через средства воспитания.
      Прошло 10 лет, и вдруг приходит письмо от Юлии – пожалуйста, помогите, Леша говорит ужасно, он сильно заикается, глотает слова, его речь непонятна. Могу представить, сколько пришлось Юлии побегать по другим врачам и попытаться исправить эти проблемы, раз уж она снова пришла к тем, с чьей правдой была так несогласна. Сколько пришлось заплатить за бесполезные «Рулистены» и приемы людей, которые в своей жизни даже не видели вылеченного ребенка. Думаете, наконец, решила унять гонор, принять правду и сделать так, как нужно? Хм…
      Естественно, последовал вопрос – мадам, а как же вы, что, вы снова не будете ничего делать, так попейте таблеточек, походите к местному логопеду, но голову не морочьте никому. «Ой, вы понимаете, Катя – она не такая, а вот Леша – тот все-все будет делать…» Заметьте, она даже при переписке уклонялась от собственной причастности к исправлению речи детей: Катя – не такая, Леша – будет делать. На каждый вопрос – завуалированное уклонение от ответственности. Теперь о неприятном. Родители (и, в первую очередь, Юлия, чей ребенок прошел большой курс), которые были научены поведению с ребенком-невротиком, со вторым ребенком сотворили все в точности так же. Плохо в их микросоциуме было все – от перегрузок до изобилия бесконтрольных электронных игр. Ни о какой саногенной среде речь вообще не шла. Снова вопрос: зачем? Это такая интеллектуальная задача – «закаливать больного ребенка невротическими переживаниями», как посоветовала профессор Т.Г. Визель, даже не краснеющая от собственной некомпетентности. Но почему родители травмируют своих детей? Именно те родители, которые уже полностью ознакомлены с правильным и исцеляющим подходом. Зачем они снова пришли к нам? Уже поняли, что никто на бескрайних просторах Родины не помог с 5 до 9 лет? Но ведь и мы не поможем, если снова мать ничего не сделает для своего ребенка. И все же мы решили провести тестовый курс по исправлению звукопроизношения с элементами Метода фонетической реконструкции. Первый вопрос матери: «Можно я возьму с собой кого-нибудь помогать сыну и мне?» Простите, в чем помогать? «Ну, задания разные, готовка». Батюшки, никогда такого не было, и вот опять! Нет, нельзя, это  ваше дело, это вы должны работать с ребенком, чтобы понять, в каких муках рождается его здоровье. Юлия поехала с сыном одна. На курс она опоздала на 3 дня, снова обвиняя в своем опоздании всех и вся.
      Теперь о мальчике – хороший мальчик, добрый, веселый, песню про армию поет. Однако ленив. Занятия шли, но ребенок продолжал делать ошибки в том материале, который был отработан, пройден и на котором была поставлена точка. Дневник ошибок мать не вела. И пошли замечания... Почему нет дневника ошибок, почему не выполнены домашние задания, почему нет видеофайла, почему не соблюдаете лечебную форму речи? Дальше и дальше, больше и больше. Все те вещи, с которыми остальные заикающиеся родители справляются не без труда, но полностью, Юлия делала так плохо, что нам пришлось взять ребенка на занятия на целый день. Вот такая «продленка». Чем в это время с 9 до 16 занималась его мать – неизвестно, но достопримечательности она тоже не смотрела.
      Каждый ребенок чувствует настойчивость родителей и их упорство. Без точности выполнения родителем указаний логопеда трудно двигаться вперед. Так мы и двигались – с трудом и без надежды на помощь со стороны Юлии. Потом внезапно очень удивил один момент. Она говорит: «У нас закончились заточенные карандаши, вот был папа, заточил, Леша все изрисовал». А ножиком разве нельзя заточить? Друзья – это тоже заикание – закончились заточенные карандаши... Ножик или точилка в ближайшем магазине – это разве не вариант? Это проблема? Вот такой дефицит активности поиска, давно известный у заикающихся людей, и даже до такой степени. Пришлось дать точилку, без нее же никак, совсем никак… Хотя особо удивляться нечего: ее сын в свои 9 лет шнурочки тоже не завязывал, не знал ни отчеств, ни дней рождения родителей, ни адреса, ни многого другого.
      Работа закончилась, все собрались провожать Юлию и Лешу. Чай, пирог, конфетки. Вдруг Юлия говорит, что попросила их папу приехать на машине за 1200 км в аэропорт, куда прилетает самолет, потому что у них вещи, а поезд ей не нравится. Вот на этом следует остановиться особо. Это – взрывной момент заикающейся личности матери. Вы представляете, господа, заставить мужа ночью тащиться за тыщу верст ради того, чтобы взять их вещи, хотя рядом есть поезд. Папу не жалко, по ее словам, он привык по ночам ездить – ему нравится. На ужасную статистику безопасности таких поездок плевать, главное – пару чемоданов захватить и  на теплый диван зад посадить. Не правда ли, замечательный приказ – подать авто к аэропорту, принцесса домой ехать желает! Может показаться странным, но приказывать мужу – легко, а приказать себе выполнять элементарные терапевтические правила – невозможно. Вот такое оно, оказывается, изображение любви. Любовь к детям и вообще любовь – это, прежде всего, способность к самопожертвованию. Ради детей в той или иной степени родители жертвуют разными вещами, но без этого нельзя, в этом суть. Так почему не пожертвовать своим глупым Эго и не заставить себя, воспитывая детей, пользоваться тремя простыми правилами, которые полностью предотвращают заикание.    Приказывать папе совершать опасные действия – это можно, а приносить пользу ребенку – это же так сложно, нет, нет и нет. Юлии это было непонятно – она сидела за столом и прятала свои судороги в речи за надутые щеки. Алексей Арнольдович, заметив, как смотрит Леша при этом на мать, стал нарочито красиво и демонстративно пользоваться реконструктивной формой речи. При этом Юлия примером не воспользовалась, напротив, она сделала такой недовольный вид, что слушает голос прокурора. Или это были признаки совести? Вот такая непростая заикающаяся принцесса – кого угодно в чем угодно обвинить, самой ничего не делать и быть недовольной, если что-то хотят от тебя.
      Как думаете, господа, можно тест? Ради здоровья своего ребенка можно год ходить с надписью «дурак» на лбу? Если того требует некая данная инопланетным разумом теория, и абсолютное излечение полностью гарантировано? Больше всего меня интересует ответ заикающихся родителей, которые свою беспомощность прикрывают «глубокими» знаниями вопроса. Так будете ходить с такой надписью, если заикание у вашего сына исчезнет полностью и навсегда? Кто-то сказал «не буду»?
      А ведь никто и не заставляет. Дело-то хозяйское, ребенок ваш.

      И вместо эпилога.

      Некоторое напоминание всем заикающимся родителям. Дорогие друзья, речь и язык не являются врожденным функционалом человека. Да, человек, как Хомо Сапиенс, может говорить и излагать свои мысли на многих языках. Однако, если ребенок говорить не научен и никогда не видел примера речи – она не будет ему доступна. Невозможно, чтобы Маугли вышел из леса и цитировал Ницше. Именно родители (воспитатели) учат ребенка говорить, учат самостоятельно на собственном примере, а ребенок осваивает это чудо природы, копируя вас: вашу речь, ваше произношение, вашу манеру, громкость и пр. Если вы шепелявите или картавите, ребенок будет делать так же  он получил такой пример. Исключения случаются, но чрезвычайно редко. Точно так же ребенок будет копировать и заикающуюся речь мамы или папы. И сначала это будет просто копия, а не болезнь; болезнь появится тогда, когда опыт такой речи приведет к устойчивому патологическому состоянию. Поэтому, господа хорошие, смотрите правде в глаза, это не собаки напугали и злые доктора – это ваших собственных рук дело, как это ни печально, но логично признать. Родителя можно за один день по нашей технологии научить не заикаться всегда, когда его речь слышима ребенку, то есть безопасной форме речи. Это не есть проблема. Проблема в том, чтобы родитель ради своего дитя стал выше своих привычек и говорил безопасно от "доброго утра" до "спокойной ночи", а на это некоторые неспособны. И этот самый пример своего безволия они - самые умные, добрые и чуткие авторитеты подают своим детям. Пример определяющей и направляющей силы. Мы таких людей не понимаем и не хотим понять.